Мы оба знали, что контингент королевской гвардии, вероятно, оборвет перья Кая. Лучше я пойду одна.
В Тевросе было не на что смотреть. Если сияющая гавань была его лицом, то город был его задней стороной, с плотно упакованным центром, окруженным тесными и уродливыми домами, взгромоздившимися, как раздавленные шляпы на полыхающей, наклонной земле. Вскоре я покинула холмистой тропы и пробиралась по оживленным улицам.
У меня было мало опыта о том как ориентироваться в городе. Было там много всего, что нужно было принять: шумно дребезжавшие повозки и раскрашенные вагоны, звонкий баритон матросов и хорошо одетых купцов, измученные родители, пасущие любознательных детей, овощные лотки, и витрины, и торговцы. И запахи рыбы и пота, и цветов, и мочи, и море.
Когда я проходила мимо затененной аллеи, произошло резкое движение, столкновение с моей ногой, и я вдруг почувствовала себя легче с одной стороны. Потребовалось секунду, чтобы понять, что мой кошелек пропал.
В ярости от того, как легко меня ограбили, я последовала за звуком бегущих ног. Когда я повернула за угол в другой переулок, то резко остановилась.
Там стояла знакомая худощавая фигура с рыжевато-золотистыми волосами, смуглой кожей и кривой улыбкой. Он держал маленького мальчишку, который брыкался и бил ногой, сжав в маленькой, грязной ручке, кошелек с деньгами.
— Ах, что это я поймал? — спокойно размышлял Кай. — Малек. Слишком маленький для обеденного стола.
— Отпусти меня! — Голос был высоким, и я поняла, что карманник — девочка, ее глаза широко раскрылись. — Или я… Я скажу констеблю, что ты пытаешься похитить меня.
Кай усмехнулся. — Ты хотела очистить наши кошельки, но мы пока не готовы расстаться со всеми этими блестящими монетами.
— Просто случайно наткнулась на нее, — сказала карманница. — Я не хотела…
Кай ткнул. — Не унижай себя ложью, малек. Ты умела в своем призвании, и я ценю умение. Почему бы нам не проверить ловкость этих умных плавников? Если ты поймаешь эту монету, прежде чем она упадет, она твоя. Если я поймаю ее, мы найдем этого констебля и посмотрим, удастся ли ему вернуть тебя в море.
Кай взял кошелек, вынул монету и бросил ее в воздух. Она поднялась высоко и опустилась. Рука девочки потянулась вперед и схватила ее. Она усмехнулась, ее лицо покраснело от торжества.
Увидев ее улыбку, меня пронзили воспоминания: больная девочка которую я встретила в зимнюю ночь, когда убежала из аббатства, и оказалась в лагере беженцев, которые скрывались от солдат Ледяного Короля. Ее семья направлялась в Теврос, чтобы сесть на корабль и начать новую жизнь где-нибудь в другом месте. Но девочка болела, у нее была лихорадка и кашель. Я пыталась помочь, найдя правильные травы, чтобы исцелить ее, прежде чем взрослые меня прогнали. Я часто задумывалась о ней, надеясь, что она выздоровела.
Присмотревшись, я увидела на ее мальчишечьем лице румянец, и густые волосы, вырывающиеся из-под кепки. Глаза ее сияли здоровьем, и уже не были бледными от лихорадки, но лицо ее было худым, и черты лица стали более острыми.
— Кейтрин, — сказала я, вспомнив ее имя.
Ее глаза расширились. Она резко повернулась, но рука Кая схватить ее за локоть, прежде чем она смогла убежать. — Я думаю, леди знает тебя, малек, — сказал он спокойно.
— Кейтрин, это я, Руби. — Я шагнула вперед и успокаивающе улыбнулась. — Я встретила тебя, когда у тебя была лихорадка. Ты, наверное, не помнишь.
— Я помню. — Она несколько секунд смотрела на меня. — Они сказали, что ты была Огнекровной, и хотела всех нас убить.
Мои губы скривились. — Ну, последняя часть была неправдой. — Я продолжала улыбаться, желая, чтобы она не выглядела такой испуганной. Или это было возмущение в ее взгляде? — Я так рада, что ты выздоровела и добралась до Тевроса.
— Теврос — это дыра, — сказала она прямо. — Здесь почти нет работы, и ни один корабль не отвезет нас никуда без монеты. Мои родители потратили все свои деньги на травы, чтобы вылечить мои легкие. Потом мой отец заболел. Несильно, так говорить моя мама, но он превратилась в кого-то совершенно другого за одну ночь. Сошел с ума без причины. Однажды он убил кого-то в драке. Его отправили в тюрьму и через неделю он умер.
Я почувствовала, как кровь покидает мое лицо. — Кейтрин, мне очень жаль. — Не было никаких сомнений в том, что ее отец был одержим Минаксом. Это означало, что, освободив его, я разрушила ее семью.
Она отмахнулась от моего сочувствия, но боль в ее глазах была безошибочной.
Я повернулась к Каю. — Отдай ее кошелек. — Он посмотрел на меня недоуменно, затем пожал плечами и протянул его.
Глаза Кейтрин широко раскрылись. — На самом деле?
— Ты нуждаешься в этом больше, чем я, — сказала я.
Ее рука схватила кошелек, и он быстро исчез в каком-то скрытом карман в ее заштопанном и мешковатом жилете.
— Это прокормит нас в течение нескольких недель, — сказала она, горящими глазами.
— Послушай, Кейтрин, — сказала я импульсивно, — я собираюсь отправиться в плавание, и думаю, что жизнь на борту корабля будет лучше, чем жизнь на улицах. Почему бы тебе не пойти со мной?
Она посмотрела на меня, ее глаза задумчиво сузились, но затем с улицы раздался хор молодых голосов, и ее глаза снова расширились. — Одна из банд. Им не нравиться, что я занимаюсь воровством здесь. Пора уходить.
— Кейтрин, подожди, я хочу помочь тебе, если…
Но она была такой же скользкой, как прозвище, которое дал ей Кай, как малек выскользнула из его хватки и исчезла в толпе. Я бросилась на улицу, но она исчезла.
— Твой друг? — Спросил Кай, когда последовал за мной. Я просматривала лес голов, но Кейтрин нигде не было видно.
Когда мы пошли к пристани, я рассказала ему подробности моей первой встречи с Кейтрин, увеличивая шаги, чтобы не отставать от него.
— Ах, малек переживает трудные времена. — Я была удивлена его печальным тоном, который показал этого незнакомца чуть менее заносчивым. — Я бы предложил ей место на корабле, если бы она осталась.
— Серьезно?
Он пожал плечами. — Почему нет? В любом случае, она ушла. Вместе с твоим кошельком. — Он посмотрел на меня вопросительно. — Разве никто не научил тебя охранять свое золото?
— Я не привыкла к тому, что у меня можно что-то украсть. И говоря о том, что можно украсть, полагаю это твое. — Я сняла кольцо с пальца, и передала ему, наши пальцы слегка коснулись. Хотя его кожа была горячей, я слегка вздрогнула. Было так странно прикасаться к коже с такой же температурой, что и моя.
Мы повернули за угол, и вдруг оказались на пристани с деревянным настилом, установленным напротив сверкающей сине-зелёной гавани.
Я последовала за Каем через лабиринт движущихся моряков и простых людей. Одни несли бочки и ящики, другие продавали рыбу из шатких киосков и играли в шумные игры с кубиками. Здесь и там семьи и возлюбленные прощались перед посадкой на корабли. Молодая пара обнялась, как, будто они никогда не хотели отпускать друг друга. Я сглотнула и отвернулась. Мне не нужны чужие прощания. Я еще не отошла от одного из своих.
Мы остановились у разбитой деревянной двери с выцветшим знаком, изображающим толстого животного, курящего трубку.
— Толстый барсук, — сказал Кай с расцветом. — Где никто не задает вопросы, пока ваши карманы глубоки. К счастью для тебя, я не отдал свои деньги.
— А как ты достал Темпезианские деньги?
Его брови дернулись вверх. — Это действительно имеет значение?
Это было не так важно. Он мог быть вором или шарлатаном, но он все еще был моим билетом в Судазию.
В таверне было всего несколько тихих клиентов — мужчина и женщина разговаривали за едой за небольшим круглым столом, несколько человек сидели за деревянной, барной стойко. Импульсы холодного воздуха сигнализировали, о том что, по крайней мере, один из посетителей был Ледокровным.
Странное чувство настигло меня — головокружение и покалывание в затылке. — Не сейчас, — пробормотал я. Это было не время, чтобы впасть в видение. Но ничего не пришло. Только нерешительно чувство, словно невидимые пчелы пробирались по комнате, ожидая шанса укусить.